Курильница с низким цилиндрическим туловом на трех ножках, куполообразной крышкой с ажурным орнаментом, шаровидным выступом и восьмиконечной розеткой наверху. Обычай сжигания ароматических веществ был широко распространен в странах Ближнего Востока задолго до появления здесь ислама. Вероятно, этот обычай был связан не только с ароматизацией воздуха, но и с магическими верованиями (защита от злых сил). Исламское общество полностью переняло эту традицию вместе с формами курильниц, которые были весьма разнообразны. Данный тип курильницы широко распространился на Ближнем Востоке и просуществовал до начала XIV в. Крупный растительный орнамент, украшающий крышку описываемой курильницы, позволяет датировать ее Х в. (хотя можно допустить и немного более позднюю дату – начало ХI в.). Местом изготовления этого предмета следует
считать Иран.

  Курильницы разных форм были широко распространены в странах Ближнего Востока в IX – начале XIII в. В их числе часто встречаются предметы в форме животного семейства кошачьих (возможно, рыси, как можно судить по некоторым экземплярам). Часть из них имеет откидывающуюся на шарнире вперед голову для того, чтобы вкладывать внутрь ароматическое вещество. На тулове этих курильниц много частей с ажурным орнаментом для свободного выхода дыма. Некоторые вещи имеют небольшое количество инкрустации медью и серебром. Арабские благопожелательные надписи зафиксированы почти на половине дошедших до нас изделий. На трех из них имеются имена мастеров.
  На двух предметах этой группы есть подписи мастеров с нисбой «ал-Газнави», указывающей, что род их происходил из Газны – столицы большого государства Газневидов в конце Х – первой половине XII в. Как обычно, мы ничего не знаем об этих мастерах, но профессор Геза Фехервари предположил, что курильницы в форме животных изготовлялись в Газне [Fehérvári, 2009, p. 20–23; Fehérvári, 2010, p. 32–38]. Эта гипотеза имеет право на существование  как рабочая, ибо Газна в некоторых средневековых географических сочинениях включалась в Хорасан, хотя находится она за горным хребтом Гиндукуш. А именно к Хорасану ученые относят всю группу литых металлических изделий с ажурным орнаментом.
  В настоящее время известна 31 целая курильница, а еще на одной отсутствует голова. Кроме того, сохранились 16 отдельных голов. Любопытно, что половина этих курильниц появилась на антикварном рынке после 1991 г. Это вызвало тревогу среди антикваров и сотрудников музеев во всем мире: нет ли среди этих образцов подделок? Вопрос вполне закономерный, но однозначного ответа на него нет. Мы пока плохо знаем, как украшались бронзовые изделия XI – первой половины XII в. в целом, и тем более слабо представляем эволюцию орнамента на этих изделиях.
  На курильнице из собрания Фонда Марджани нет ни надписей, ни инкрустации. Эти два обстоятельства позволяют датировать данный предмет второй половиной ХI в. Однако следует отметить некоторые специфические черты курильницы: орнамент на хвосте животного совсем иной, чем на тулове, геометрический ажурный орнамент в медальонах на ногах и на крупе не находит прямых аналогий на других курильницах; на груди имеется второй (вставной) контейнер для ароматических веществ, присутствие которого не вполне понятно, так как откидывающаяся вперед голова открывает достаточный объем для помещения внутрь благовоний. Из-за небрежности исполнения этот второй контейнер производит впечатление какого-то позднего дополнения.
  В настоящее время не остается ничего иного, как принимать курильницу такой, как она есть, относя ее ко второй половине XI в. Окончательно вопрос о ее подлинности может быть решен только тогда, когда будет издана большая часть известных сейчас курильниц.

В научной литературе считается, что эти подставки предназначались для светильников, поскольку один такой предмет был изображен на миниатюре XIII в. (миниатюра из рукописи “Materia Medica” Диоскура, около 619 г.х./1222 г., Галерея Фрир, № 32.20, см.: [Martin, 1912, pl. 7; Marg, 1976, p.18]. В аукционных каталогах несколько раз публиковались подставки со светильниками на подносе сверху [Forkl et al., 1993, fig. 86; Sotheby’s 24.10.2007, lot 99; Hali,
2009, p. 30]. Хотя светильники соответствовали подставкам по времени изготовления, нельзя утверждать, что эти предметы составляли комплект изначально, а не были объединены во время продажи. Резонно допустить, что на таких подставках могли стоять и курильницы, например, в виде литой вазы с ажурным орнаментом и круглым отверстием наверху. За последние тридцать пять лет на антикварном рынке их появилось более двадцати [Melikian-Chirvani, 1975, ил. 5–7; Loukonine, Ivanov, 1996, № 99]. Не совсем понятно, что закрывало отверстие наверху этих ваз или вставлялось в него, – должно быть, контейнер для благовоний. Во всяком случае, пока все аналогичные курильницы появлялись в научной литературе без верхней части. Интересно, что ажурные орнаменты на подставках и этих курильницах («вазах») очень близки.

Такая форма подставки была широко распространена в странах Ближнего Востока в Х – начале XIII в. Среди этих подставок мы не знаем изделий, которые можно датировать концом XIII – началом XIV в. Большая часть известных нам образцов стилистически связывается с Восточным Ираном – провинцией Хорасан, хотя сиро-египетские подставки также дошли до нас. 
Среди большого числа сохранившихся подставок такой формы не обнаружено ни одной, на которой было бы указано место ее изготовления или дата. Единственное исключение составляет подставка, хранившаяся когда-то в галерее Хеераманек в Нью-Йорке (высота около 90 см, поднос наверху отсутствовал), которая была сделана мастером Ахмадом ибн Мухаммадом ибн Харуном ал-Харави [Persian Art, 1959, № 38]. Нисба мастера «ал-Харави» указывает на город Герат в Хорасане (известны и другие подставки разных мастеров с нисбой «Харави», но на них иные орнаменты и датируются они более поздним временем).
Интересующая нас подставка входит в большую группу разных по форме литых бронзовых сосудов с ажурным растительным или геометрическим орнаментом, иногда украшенных небольшим количеством медной и серебряной инкрустации. В последние десятилетия эти изделия привлекают внимание исследователей. Особенно это относится к бронзовым (латунным) курильницам в виде зверей семейства кошачьих.
Что касается времени изготовления данной подставки, то относительная датировка внутри этой группы сейчас представляется такой: самые ранние предметы могут быть отнесены к середине (или началу второй половины) XI в. Их отличает отсутствие инкрустации, хотя в метрополии Арабского халифата – Ираке и Сирии – эта техника применялась уже в VIII в., а может быть, и ранее. Инкрустация другим металлом появилась на хорасанских бронзовых вещах во второй половине XI в. К самым ранним образцам такого рода относится курильница в виде рыси из собрания Государственного Эрмитажа [Иванов, 2008]. Использование инкрустации для украшения бронзовых (латунных) изделий возрастает к XII в., достигая своего апогея в Хорасане во второй половине XII в.
Поскольку описываемая подставка инкрустации не имеет (среди подставок пока известны только две с инкрустацией медью и арабскими надписями, сделанными почерком насх, а не куфи, см.: Christie’s 28.04.1998, lot 268; Christie’s 19.04.1999, lot 513), ее можно датировать временем около середины XI в. и считать одним из шедевров своей эпохи

В центре на дне – изображение идущего влево слона с погонщиком и кибиткой (?) на спине, из окна кибитки выглядывают три головы. На крупе слона сидят два воина. На оборотной стороне чаши (около края) на фоне орнамента из мелких кружков с точками расположена арабская надпись крупным почерком куфи (часть надписи закрыта коррозией):
… баракат (?) ва-с-сурур ва-с-са‘адат ва … («благословение(?), и радость, и преуспевание, и …»).
На дне чаши две ленты без орнамента образуют шестиконечную звезду, в центре которой вырезана арабская надпись почерком куфи, не читаемая из-за плохой сохранности. Выше звезды переплетения двух лент образуют пятиконечные картуши, в верхних частях которых помещено по одному слову арабской надписи почерком куфи (из-за коррозии удается понять слова только в трех картушах):
… ас-са‘адат ва-с-саламат ва-н-ни‘мат (?) ва… («преуспевание, и благополучие, и благоденствие (?), и…»).
Под надписями в трех картушах изображены каплевидные медальоны со стеблями и пальметками по бокам. Рассматриваемая чаша входит в группу аналогичных по форме и технике изготовления больших по размеру чаш, которые известны в научной литературе уже давно; некоторые появились в последние десятилетия на антикварном рынке.

Кроме того, существует по крайней мере еще пять чаш, меньших по размеру, которые также примыкают к этой группе. В данном каталоге не представляется возможным исследовать все связи вещей этой группы, очевидно лишь, что ее датировка – первая половина ХI в., то есть время правления династии Газневидов в Хорасане, Афганистане и Северной Индии. Эту датировку поддерживают изображения «двурогих» шапок на головах людей, представленные почти на всех чашах, – о таких шапках сообщают исторические источники эпохи Газневидов. Однако это и порождает сомнения, ибо «двурогие» шапки упоминаются как головные уборы не правителей (султанов), а только высоких членов администрации Газневидов. В то же время на некоторых чашах центральные фигуры в тронных сценах изображены именно в этих головных уборах. Настораживает также довольно большое количество разных предметов (не только чаш) первой половины ХI в., появившихся на аукционах за последние тридцать лет, что вызывает сомнения в их подлинности. Это следует иметь в виду и в дальнейшем тщательно исследовать всю группу.

На боковых сторонах тулова изображены две стилизованные вазы с выходящими из них длинными стеблями с пальметками. Прямо под носиком на тулове находятся четыре круглых медальона с изображениями хищных птиц, нападающих на других птиц и животных. Вокруг пяты ручки, оформленной в виде лица человека, идет широкая полоса, оканчивающаяся в верхней части головами мулов. Кувшин входит в большую группу совершенно аналогичных по форме предметов (таких известно уже сорок). Шестнадцать из них украшены небольшим количеством инкрустации из серебра и меди. На остальных декор выполнен только гравировкой. Группа определяется по форме устья горла, которое иногда называют зооморфным, хотя скорее оно напоминает светильник. К сожалению, большая часть этих кувшинов известна лишь по иллюстрациям в аукционных каталогах, поэтому ни надписи, ни детали орнаментов разглядеть полностью не удается. Только два, хотя и наиболее важных, кувшина этой группы были изданы почти полностью. Оба они хранятся в Лувре и давно уже известны специалистам. Первый из них (инв. № 6341) был закончен в месяце шабане 586 г.х./сентябре 1190 г. На нем имеется имя владельца – Усман ибн Сулайман ан-Нахчивани. Нисба «ан-Нахчивани» давала повод некоторым авторам заключить, что кувшин был произведен на территории Азербайджана. На втором кувшине (инв. № МАО 418) дата изготовления не указана, зато присутствует имя мастера – Али ибн Ауфа ал-Исфараини. Исфараин – город в провинции Хорасан, и нисба этого мастера позволяет предположить, что кувшин был изготовлен в Хорасане.

Действительно, благопожелательные арабские надписи, выполненные на фоне спирально свернутых стеблей с листочками, растительные и зооморфные орнаменты, инкрустация серебром и медью на этих двух кувшинах имеют аналогии на разнообразных бронзовых (латунных) изделиях, сделанных в провинции Хорасан в ХII – начале ХIII в.
Прекрасно сохранившийся кувшин из коллекции Фонда Марджани связан по многим признакам как с кувшинами из Лувра, так и с другими хорасанскими изделиями указанного выше времени и может считаться одним из лучших образцов этой группы.

Полностью сохранившаяся чернильница состоит из цилиндрического тулова и крышки с выступом в виде купола. На куполе крышки – шесть птичек с раскрытыми крыльями. На горизонтальной поверхности крышки – арабская благопожелательная надпись, выполненная почерком насх:
ал-‘изз ва-л-икбал ва-д-даулат ва-л (?)… ва-с-саламат вас-са‘адат ва… (?) ва-л-бака’ ли сахибихи («Слава, и счастье, и могущество, и (?), и благополучие, и преуспевание, и … (?) и долгой [жизни] владельцу сего».
На вертикальном крае крышки укреплены три петельки. Между ними помещены изображения зверей.
На боковой стенке сосуда для чернил расположены на равных расстояниях друг от друга три подвесные петельки. Над каждой из петель – по два круглых медальона с фигурками птичек, а под петлями – картуши с двумя арабскими словами, начертанными почерком насх:
ал-‘изз ва-л-икбал («слава и счастье»).
Между этими композициями находятся фигурные картуши с одинаковыми изображениями: два сидящих человека с нимбами, над их головами – птичка, а справа и слева – стойки с головами драконов на концах. Внизу – два зверя. Дно украшают три гравированных картуша с изображением бегущих влево собак. В центре – круглый медальон с двумя ветками и тремя пальметтами. Петельки на тулове служили для крепления веревочек, которые пропускались
через три петельки на крышке, а потом завязывались узлом и крепились на поясе. Чернила (или тушь) не наливались в виде жидкости – ими пропитывалась ватка из оческов хлопка, которая лежала в чернильнице. Таким образом, чернила не проливались на одежду. Форма этой цилиндрической чернильницы с крышкой очень характерна для хорасанских изделий второй половины XII – начала XIII в. Их сохранилось довольно много, и количество известных экземпляров увеличивается с каждым годом. Среди дошедших до нас есть как богато украшенные инкрустацией, так и скромные, только с гравированным орнаментом. Такие предметы подчеркивали социальное положение их владельцев. Роли чернильницы в иранской культуре XII–XIII вв. посвящена интересная статья А.С. Меликяна-Ширвани [Melikian-Chirvani, 1986].